Лишь одна Звезда. Том 2 - Роман Суржиков

– Торги и есть представление! Каждая девушка старается показать себя с лучшей стороны, ведь иначе ее не купят!

– Не понял логики.

Но они уже подымались по ступеням, и Рико не успел ответить.

– Как зовут славных господ? – спросил привратник, вежливо, но твердо заслонив дорогу.

– Тебе коршуны глаза выели?! Перед тобою Онорико-Мейсор, архитектор счастья! Сейчас же проводи нас в мою ложу!

– Не припомню вашей ложи, господин. Да и ваше имя незнакомо. Кто вас приглашал?

Прежде, чем Рико изверг новую вспышку гнева, Хорам сказал привратнику:

– Нас позвала одна белокровная леди, вот ее портрет.

Он сунул в ладонь стражу крупную монету.

– Милости просим, славные господа!

Внутренность чайной также походила на цветок. Многочисленные лепестки, разделенные низкими ширмами, представляли собою ложи для гостей. Они были устелены коврами и щедро усыпаны подушками, освещены огоньками масляных ламп. В сердцевине цветка, видимой со всех сторон, стоял круглый помост. Над ним на длинных цепях свисали с потолка искровые фонари.

– Кого я вижу! Сам архитектор счастья, великий Онорико-Мейсор! Наконец-то ты добрался!

Мерзкий голос принадлежал Тимерету – как на зло, конкурент занимал соседнюю ложу. С ним были три девушки в шелках – одна другой краше, – и двое славных купцов.

– Пришел поглядеть, как ты накупишь сухарей и бревен, – бросил Рико и отвернулся.

В другой соседней ложе он увидел зрелую даму в сопровождении служанки, что помогала хозяйке усесться помягче.

– Женщина пришла покупать девушек?.. – поразился Хорам.

– Да ведь это Лиза-Марго, хозяйка школы альтесс! Она высматривает девушек со способностями, выкупает и берет в обучение.

– В обучение?! Чему же они учатся и зачем?!

Ох, этот глупый чужак совсем ничего не понимал в жизни! Но объяснять было некогда: вспыхнули фонари над помостом, и в пятно света вышел сам шаван Гроза. Западник нисколько не старался подстроиться под манеры южан. Напротив, он был одет вызывающе дико: кожаная безрукавка с бляхами, грубые кожаные штаны, высоченные остроносые сапоги со шпорами. Широкий ремень сверкал серебряными узорами в честь многих побед Грозы. На поясе висел кривой меч и длинный кинжал.

– Не привык болтать, – хрипло сказал шаван. – Смотрите своими глазами. Товар хорош. Грязью не торгую.

– Каков дикарь!.. – обронила госпожа Лиза-Марго не без уважения.

Шаван спустился с помоста, а в лучи света стали выходить девушки. Рико обожал этот миг открытия – будто падает крышка ларца, представляя взгляду неведомые прежде драгоценности. Он подался вперед, затаив дыхание.

Гроза привез с Запада сорок пленниц. До сего дня на торгах остались шестеро, однако здесь было на что посмотреть. Поочередно они взошли на помост, каждая поклонилась гостям и назвала свое имя, сказала слова приветствия. Первая – Мелана – вызвала волну одобрительных голосов. Мелана была уроженкой Литленда – почти белокровной. Ее светлая кожа, разрез глаз, утонченные черты лица – все говорило о благом происхождении. Обычно пленницы, взятые западниками в других землях, ведут себя отвратно: дерзят, свирепеют, либо замыкаются и льют слезы. Мелана, напротив, наслаждалась вниманием и ярким светом фонарей. Искристо улыбнувшись, она сделала реверанс и произнесла:

– О красоте Шиммери слагают сказки, но ни одна и близко не сравнится с реальностью! Я так рада, что очутилась здесь. Надеюсь навсегда остаться с вами!

Рико толкнул Хорама в бок и многозначительно подмигнул. Именно с Меланой связывал свои финансовые надежды архитектор счастья: она была самым дорогим и лакомым кусочком. Шаван требовал за Мелану двести пятьдесят эфесов. Славные тянули с покупкой до последнего дня, рассчитывая, что Гроза скинет цену. Но он не уступал, будто специально ждал Онорико с Хорамом.

Второй на помост вышла женщина лет тридцати – весьма зрелая, по меркам Запада. Тем не менее, шаван просил за нее две сотни, и причиною была пластика ее движений: томная, полная скрытой силы – тигриная. При такой любовнице даже печальный Хорам позабыл бы все горести! Звали женщину Элия.

Затем были две сестры – бойкие веселушки. Они вышли на помост вдвоем и пропели приветствие хором, словно намекая: две девушки – вдвое лучше, чем одна. Эту мысль Рико шепнул на ухо другу: если брать сестер, то только двоих сразу. Они чудно дополняют друг друга: одна выше – другая ниже, одна темненькая – другая светловолосая. Да и не разлучать же бедных сироток!

Последними шли темные лошадки. Девчонка из Дарквотера – совсем еще юная, лет пятнадцати, и вконец запуганная.

– Болотница!.. – презрительно бросил Тимерет. – Двух дюжин не стоит…

И вот, наконец, Низа. Вышла, молча стала, глядя в пол. Худая, смуглая, черные волосы, темные глаза… Отчего так врезалась в сердце Рико? Он не знал. Видел ее несколько минут – зашел как-то на шхуну Грозы, быстро оглядел девушек… И одну из них унес с собой. Низа словно уменьшилась в сотню раз и, крохотная, поселилась прямо в груди Онорико. Не так это было, как с женою. Ванесса-Лилит вызывала восторг, обожание, страсть, но всегда оставалась снаружи, вовне. А Низа – внутри. Малюсенькая, хрупкая. Ее – беречь и лелеять, как цветок фиалки…

– Не молчи, овца! Приветствуй господ! – рявкнул шаван.

– Я – Низа, – сказала девушка и больше ничего не смогла выдавить.

– Делайте, что умеете, – велел Гроза, и начались торги.

Как и обещал Рико, торги были зрелищны. Девушки исполняли свои роли, будто актеры в театре. Элия взяла в руки диковинный музыкальный инструмент, похожий разом на лиру и тыкву; две девицы хозяина чайной играли на свирелях. Они чередовали веселые мелодии с романтичными и чувственными. Когда музыка искрилась и играла, будто горный ручей, – сестры-западницы плясали, высоко подбрасывая подолы юбок. До того озорно у них выходило, что гости начинали хлопать в такт и радостно посвистывать. А когда звучала лирическая мелодия, Мелана пела – глубоко, сочно, искусно. Она прохаживалась между лож, поглядывая на господ, порою снижала голос, будто обращалась к одному из них. Казалось, Мелана чувствует превосходство надо всеми ними, даже – власть.

– Хороша, а?!.. – подмигнул спутнику Рико.

Иноземец словно впал в полусон от пения Меланы: лицо разгладилось, губы тронула улыбка светлой печали. Но вопрос Рико вернул купца к яви.

– Я не понимаю, – сказал Хорам. – Никак в голове не уложу!..

– Что тебя смущает, друг?

– Вижу, что девушки стараются. Они поют и пляшут с чувством, не из-под палки, а в охотку!

– Конечно! Ведь они хотят понравиться нам!

– Понравиться? Тем, кто смотрит им в зубы, как кобылам на ярмарке?! Неужели им приятно быть товаром?!

– Какой же ты невежа!.. Всякая девушка хочет быть любимой. А чтобы полюбили, нужно показать себя во всей красе!

Мелана остановилась возле них и окончила куплет, глядя в глаза Хораму. Тот отчего-то опустил взгляд. Мелана изящно поклонилась ему:

– Мне радостно петь для вас, господа. Печалюсь лишь об одном: летние ночи так коротки!

– Двести пятьдесят эфесов, – шепнул Рико купцу, но так, чтобы слышала и Мелана. Ей будет приятно знать, как дорого она стоит!

Хорам шикнул на него и сказал Мелане:

– Простите грубость моего друга!

– Какой вы, – улыбнулась девушка. – Верно, прибыли с Севера?..

Купец смутился. Мелана тронула его плечо и вернулась на помост.

Теперь они с Элией поменялись ролями: Мелана взялась за струны, а западница стала петь. Уже и не пахло любовной лирикой. Звучала баллада о семи кораблях – строгая и печальная, полная героизма. Элия не следила за мелодией, просто произносила слова нараспев. Но ровный с хрипотцою голос сочился затаенной, глубокой, страстной силой – столь могучей, что невозможно было удержаться на поверхности. Всякий, кто слышал, проваливался в глубину собственной души – иссеченной старыми шрамами, соленой от былых слез. Рико даже куснул себя за язык, чтобы не расчувствоваться при заказчике, а у Хорама в глазах блеснула влага.

Элия также обошла круг поклонов, ступая с хищною своею грацией. Хорам спросил ее:

– Вы действительно хотите понравиться нам?..

Спросил робко, будто мальчишка, лепечущий: «Можно тебя поцеловать?..» Элия ответила поклоном.

– Но почему?.. Вас продают, словно вещи!.. И вам это по душе?!

– Мы показываем себя, а вы – себя.

– Ты о чем?

– Мужчина стремится завоевать женщину – разве не в этом состоит доблесть? Воины сражаются мечами, а славные купцы – монетой. Удаль купца – сродни храбрости рыцаря. Лучшие из нас достанутся лучшим из вас. Чем плохо?

Хорам не нашел что ответить и растерянно улыбнулся.